Лирика «серебряного века»

Лирика «серебряного века» Лирика "серебряного” века многообразна и музыкальна. Сам эпитет "серебряный” звучит, как колокольчик. Серебряный век — это целое созвездие поэтов. Поэтов-музыкантов. Стихи "серебряного” века — это музыка слов. В этих стихах не было ни одного лишнего звука, ни одной ненужной запятой, не к месту поставленной точки. Все продуманно, четко и... музыкально. В начале XX в. существовало множество литературных направлений. Это и символизм, и футуризм, и даже эгофутуризм Игоря Северянина. Все эти направления очень разные, имеют разные идеалы, преследуют разные цели, но сходятся они в одном: работать над ритмом, словом, довести игру звуками до совершенства. Особенно в этом преуспели футуристы. Футуризм напрочь отказался от старых литературных традиций, "старого языка”, "старых слов”, провозгласил новую форму слов, независимую от содержания, т. е. происходило изобретение нового языка. Работа над словом, звуками становилась самоцелью, тогда как о смысле стихов совершенно забывалось. Взять, например, стихотворение В. Хлебникова "Перевертень”: Кони, топот, инок, Но не речь, а черен он. Идем, молод, долом меди. Чин зван мечем навзничь. Голод, чем меч долог? Пал, а норов худ и дух ворона лап. Смысла в этом стихотворении нет никакого, но оно замечательно тем, что каждая строчка читается и слева направо, и справа налево. Появлялись, изобретались, сочинялись новые слова. Из одного лишь слова "смех” родилось целое стихотворение "Заклятие смехом”: О, рассмейтесь, смехачи! О, засмейтесь, смехачи! Что смеются смехами, что смеянствуют смеяльно, О, засмейтесь усмеяльно! О, рассмешек надсмеяльных — смех усмейных смехачей! О, иссмейся рассмеяльно сих надсмейных смеячей! Смейво, смейво, Усмей, осмей, смешки, смешки, Смеюнчики, смеюнчики. О, рассмейтесь, смехачи! О, засмейтесь, смехачи! Культы формы долго не просуществовал, и многие новые слова не вошли в язык общества. Футуризм быстро изжил себя. Но работа футуристов не пропала даром. В их стихах к почти совершенному владению словом добавился смысл, и они зазвучали, как прекрасная музыка. Борис Пастернак "Метель”: В посаде, куда ни одна, нога Не ступала, лишь ворожей да вьюги Ступала нога, в бесноватой округе, Где и то, как убитые, спят снега, — Постой, в посаде, куда ни одна Нога не ступала, лишь ворожеи Да вьюги ступала нога, до окна Дохлестнулся обрывок шальной шлеи... Всего одно предложение, а тебя закружила, понесла метель... Пастернак начинал как футурист. Талант Пастернака и владение формой (школа футуризма) дали потрясающий результат: необыкновенно красивые, музыкальные стихи. Обратимся теперь к символистам. Символизм провозглашал не только культ формы стиха, но и культ символов: отвлеченность и конкретность необходимо легко и естественно слить в поэтическом символе, как "в летнее утро реки воды гармонично слиты солнечным светом”. Это и происходит в стихах К. Бальмонта, похожих на шелест листвы. Например, его таинственное, загадочное стихотворение "Камыши”: Полночной порою в болотной глуши Чуть слышно, бесшумно кричат камыши. В каждом слове этого стихотворения употребляется шипящий звук. Из-за этого все стихотворение как будто шелестит, шуршит. О чем они шепчут? О чем говорят? Зачем огоньки между нами горят? Мелькают, мигают — и снова их нет. И снова забрезжит блуждающий свет... И тиной запахло. И сырость ползет. Трясина заманит, сожжет, засосет. "Кого? Для чего?” — камыши говорят. Зачем огоньки между нами горят? Разговор камышей, мигание, мелькание огоньков, трясина, сырость, запах тины — все создает ощущение таинственности, загадки. В строках В болоте дрожит умирающий лик. То месяц багровый печально поник... И вздох повторяя погибшей души, Тоскливо, бесшумно шуршат камыши. Веет дыханием смертельной тоски. рождается таинственная, жутковато-притягательная музыка стихотворения... Еще одно стихотворение Бальмонта, очень красивое и символичное — это "Я мечтою ловил уходящие тени...”. Постоянное повторение слов в каждых двух строчках создает как бы переливающийся, журчащий ритм: Я мечтою ловил уходящие тени, Уходящие тени погасавшего дня, Я на башню всходил, и дрожали ступени, И дрожали ступени под ногой у меня. В повторении слов "и дрожали ступени, и дрожали ступени”, "тем ясней рисовались, тем ясней рисовались”, "вокруг раздавались, вокруг меня раздавались” и т. д. употребляются звуки "р” и "л”, за счет чего стихотворение получается похожим на журчащие переливы ручья. Содержание стихотворения наполнено глубоким смыслом. Человек идет по жизни все выше и выше, ближе и ближе к своей цели: И чем выше я шел, тем ясней рисовались, Тем ясней рисовались очертанья вдали... Чем я выше всходил, тем светлее сверкали, Тем светлее сверкали выси дремлющих гор... Он оставляет позади прожитые годы — "уходящие тени погасшего дня”, уснувшую Землю, но цель его все еще далека: Для меня же блистало дневное светило, Огневое светило догорало вдали. Но он верит, что достигнет заветной мечты. Он узнал, "как ловить уходящие тени... потускневшего дня”, т. е. как не зря проживать время, отведенное ему в этом мире, и все выше шел, дальше, ближе и ближе к своей мечте. Еще одно стихотворение Бальмонта, красивое посвящение любви "Черкешенки”: Я тебя сравнивать хотел бы с нежной ивой плакучей, Что склоняет ветви к влаге, словно слыша звон созвучий... Я тебя сравнивать хотел бы с той индусской баядерой, Что сейчас-сейчас заплачет, чувства меря звездной мерой. Я тебя сравнить хотел бы... Но игра сравнений темна, Ибо слишком очевидно: ты средь женщин несравненна. Акмеизм — стиль, придуманный и основанный Гумилевым, подразумевал отражение реальности легкими и емкими словами. Сам Гумилев очень критически относился к своим стихам, работал над формой и над содержанием. Гумилев, как известно, много путешествовал по Африке, Турции, востоку. Впечатления от путешествий отразились в его стихах, диких экзотических ритмах. В его стихах звучит и музыка заморских стран, и песни России, смех и слезы любви, и трубы войны. Одни из стихотворений об Африке — "Жираф” и "Озеро Чад”. "Жираф” — это изысканная музыка "таинственных стран”. Все стихотворение особенное: Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд И руки особенно тонки, колени обняв. Послушай: далеко, далеко на озере Чад Изысканный ходит жираф. И начинается особенно таинственная и грустная сказка "про черную деву, про страсть молодого вождя, перо, тропический сад, про стройные пальмы и запах немыслимых трав...”. Потрясает описание жирафа: Ему грациозная стройность и нега дана, И шкуру его украшает волшебный узор, С которым равняться осмелится только луна, Дробясь и качаясь на влаге широких озер... необычные сравнения: Вдали он подобен цветным парусам корабля, И бег его плавен, как радостный птичий полет. И еще одна таинственная сказка: "Озеро Чад”. Она похожа на любовный роман в стихах. Сюжет его грустен, но язык стихотворения придает ему красоту и необычайность: На таинственном озере Чад Посреди вековых баобабов Вырезные фелуки стремят На заре величавых арабов. По лесистым его берегам И в горах, у зеленых подножий, Поклоняются страшным богам Девы-жрицы с эбеновой кожей. Таинственное озеро, величавые арабы, странные боги, девы-жрицы — все это создает загадочную и величественную атмосферу, в которую погружается читатель. Вот он видит прекрасную пару: дочь властительного Чада и ее мужа — могучего вождя, и красивого, но лицемерного европейца. Он видит красивый, простой мир Чада и "цивилизованный” мир Европы, где кабаки, пьяные матросы и грязная жизнь. Гумилев пережил первую мировую войну. В своих стихах он показал бессмысленность этой войны, которая принесла только горе, траур в города и села, печальную песню заупокой... Интересны сравнения войны с мирными образами: Как собака на цепи тяжелой, Тявкает за лесом пулемет, И жужжат пули, словно пчелы, Собирая ярко-красный мед. А "ура” вдали — как будто пенье Трудный день окончивших жнецов. Поэт говорит, что перед богом равны как воюющие люди, так и мирное люди: Их сердца горят перед тобою, Восковыми свечками горят. "Зачем, для чего война, во имя чего?” — спрашивает Гумилев. Да, кому-то она приносит славу, титулы, удачи. Но ...сосчитают ли потопленных Во время трудных переправ, Забытых на полях потоптанных И громких в летописях слав? Иль зори будущие ясные Увидят такими как встарь Огромные гвоздики красные И на гвоздиках спит дикарь? Стихи Гумилева о войне — это труба протеста всех мирных людей против насилия, гневная ода против бессмысленных убийств. О музыке гумилевских стихов можно говорить бесконечно долго и много. Поэзия Гумилева — это вся его жизнь, занятая поисками красоты. Стихи его отразили "не только искание красоты, но и красоту исканий”. Анна Ахматова — русская Сапфо, жрица любви... Ее стихи — это песни любви. Всем известна ее потрясающая поэма "У самого моря”, в которой слышится шум прибоя и крики чаек... Смешно называть "врагом народа”, "пошлой мещанкой” человека, который создал "Реквием” — страшную правду о России, написал стихотворение, в котором выражена вся красота старинных городов Святой Руси. В 12-ти строчках А. Ахматова смогла описать всю благостную, умиротворяющую атмосферу древних русских городов: Там белые церкви и звонкий, светящийся лед, Над городом древних алмазные русские ночи И серп поднебесный желтее, чем липовый мед. Там вьюги сухие взлетают с заречных полей, И люди, как ангелы, Большому празднику рады, Прибрали светлицу, зажгли у киота лампады, И книга благая лежит на дубовом столе... Все стихотворение наполнено рождественским звоном колоколов. Все оно пахнет медом и печеным хлебом, напоминает древнюю православную Русь. Во всех стихах Ахматовой можно найти ту или иную мелодию (даже некоторые ее стихи называются "песнями”, "песенками”). Например, в "Песне последней встречи” слышна тревожная, растерянная музыка: Так беспомощно грудь холодела, Я на правую руку надела Перчатку с левой руки. Между кленов шепот осенний Попросил: "Со мною умри! Я обманут своей унылой, Переменчивой, злой судьбой”. Я ответила: "Милый, милый! И я тоже, умру с тобой...” А в другом стихотворении "Широк и желт вечерний свет...” звучит мелодия счастья, спокойствия после бури исканий: Ты опоздал на много лет, Но все-таки тебе я рада. Прости, что я жила скорбя И солнцу радовалась мало. Прости, прости, что за тебя Я слишком многих принимала. Говоря о музыке в поэзии "серебряного” века, нельзя не остановиться на стихах Игоря Северянина, основателя эгофутуризма. В манифесте эгофутуризма не отвергалось старое, как в футуризме, но также провозглашалась борьба с заставками и стереотипами, поисками новых, смелых образов, разнообразных ритмов и рифм. Игорь Северянин виртуозно владел словом. Доказательством этому служит потрясающее стихотворение "Чары Лючинь”, где в каждом слове, начиная с названия, есть буква "ч”: Лючинь печальная читала вечером ручисто-вкрадчиво, Так чутко чувствуя журчащий вычурно чужой ей плач… Это стихотворение, в отличие от стихов футуристов, имеет смысл. Светское стихотворение "Кензель” напоминает блюз своей своеобразной ритмикой, повторениями: В шумном платье муаровом, в шумном платье муаровом По аллее олуненной Вы проходите морево... Ваше платье изысканно, Ваша тальма лазорева, А дорожка песочная от листвы разузорена — Точно лапы паучные, точно мех ягуаровый... Стихотворение "Серенада” имеет второе название — "Хоровод рифм”. И это действительно хоровод рифм, удивительно гармоничный: "в вечернем воздухе — в нем нежных роз духи!”, "над чистым озером — я стану грез пером”, "перепел — росу всю перепил”, "по волнам озера — как жизнь без роз сера”, и т. д. Мы услышали музыку в стихах "серебряного” века, но ведь были и стихи о музыке, и их очень много. "Медальоны” Северянина, где есть сонеты о композиторах: "Шопен”, "Григ”, "Бизе”, "Россини”, где Северянин говорит: "из всех богов наибожайший бог — бог музыки...” и "мир музыки переживет века, когда его природа глубока”. "Песенка о песенке” Ахматовой, которая ...сначала обожжет, Как ветерок студеный, А после в сердце упадет Одной слезой соленой. "Абиссинские песни” Гумилева с их дивными напевами. Экзотический "Кекуок на цимбалах” И. Ф. Анненского, дробный, гулкий, торопливый: Пали звоны топотом, топотом, Стали звоны ропотом, ропотом, То сзываясь, То срываясь, То дробя кристалл. И, наконец, поразительное стихотворение В. Маяковского "Скрипка и немножко нервно”, где музыкальные инструменты олицетворены и представлены как люди, разные, с разными характерами, Маяковский предлагает скрипке, как девушке: "Знаете что, скрипка, давайте — будем жить вместе! А?”. Много нового внес "серебряный” век поэзии в музыку слова. Сколько создано новых слов, ритмов, кажется, произошло единение музыки с поэзией. Это действительно так, т. к. многие стихи поэтов "серебряного” века переложены на музыку, и мы слушаем и поем их...